Кто на самом деле сжёг белорусское село Хатынь со всеми его жителями, включая женщин, детей и стариков?
В советской историографии на этот вопрос ответ был однозначен: это апофеоз чудовищных преступлений, которые творили немецкие оккупанты на территории Советского Союза в годы Великой Отечественной войны…
А как иначе? Ну, не мог же это сделать кто-либо ещё – иначе, как быть со священной концепцией «братства советских народов»?!
Только правда ли то, что с детских лет рассказывалось про чудовищную трагедию Хатыни в школах – если не в детских садах – не одному поколению советских людей, выросшему после Великой Отечественной войны?
В 1980-х годах Элемом Климовым даже был снят сильнейший по эмоциональному воздействию художественный фильм «Иди и смотри». В фильме Хатынь прямо не упоминалась, но любому советскому человеку, окончившему школу, это было и не нужно: он сразу понимал, что речь идёт именно о Хатыни. И опять – немцы!
Фильм по тем временам был настолько «жёстким», что даже «немецкие товарищи» из тогдашней Германской Демократической Республики высказывали мягкие сомнения в целесообразности показа такой «картинки». Они тоже понимали, что это прямая отсылка к Хатыни. И они знали, что это сделали «не совсем» немцы.
Речь, конечно, не о том, что немцы сами никогда и ничего похожего не совершали!
Но!
Так кто же те «главные герои» в этом – наиболее известном – случае?
А это – так называемый «118-й батальон шуцманшафта».
История его такова.
Он был сформирован из остатков так называемого «буковинского куреня» — националистического украинского формирования ОУН(м) — «мельниковцев», разогнанного немцами в конце 1941-го года. Ибо идейные украинские националисты немцам были не нужны – ни о какой «Украинской Державе» под немецкой оккупацией и речи быть не могло! Основные — именно идейные — националисты из состава «куреня» после его разгона ушли в подполье, остались, главным образом, те, кто готов был на всё за усиленный паёк, толстый «шмат сала», что дополнялось свободой проявлять свои садистские, звериные наклонности совершенно безнаказанно.
Таким образом и был сформирован в Киеве в середине 1942-го года 118-й батальон шуцманшафта. В который тут же массово влились – в основном местные – такие же склонные к звериному садизму и готовые на всё за «шмат сала» (в широком смысле). Нельзя сказать, что батальон на 100% состоял из этнических украинцев, но процентов на 90 – точно. Командирами были немцы – для общего «надзора». Но их «дублировали» представители из украинцев.
И тут же батальон направили в Белоруссию для карательных операций против партизанского движения, которое в Белоруссии было очень мощным.
22 марта 1943 года 118-й батальон шуцманшафта при участии зондеркоманды СС под командованием Дирлевангера окружили деревню Хатынь.
Командир 118-го батальона немец Кёрнер поручил всю «грязную работу» начальнику своего штаба Васюре, под руководством которого всё население Хатыни было согнано в колхозный сарай и заперто в нём. Сарай подожгли. Под напором находивших внутри людей рухнули двери, выбегавших горящих людей косили пулемётным огнём. В огне сгорели 149 жителей деревни, из них 75 детей младше 16 лет. Спастись тогда удалось двум девушкам, которые смогли выбраться из горящего сарая. Из находившихся в сарае детей чудом смогли выжить только двое. Из взрослых жителей деревни выжил лишь один.
Дошедший до нашего времени список главных исполнителей:
После войны многие из украинских «героев» Хатыни, как ни чём не бывало, постарались замести следы и вписаться обратно в мирную жизнь нашей страны. И многим это неплохо удалось!
Так, Сахно до 1970-х годов преспокойно жил в Куйбышеве (Самара) и даже выдавал себя за фронтовика.
Мелешко (уроженец Херсонской области) предпочёл сознаться в сотрудничестве с немцами, умолчав о главных своих «подвигах», за что был осуждён после войны, но вышел по амнистии 1955-го года и преуспевал в качестве главного агронома колхоза до середины 1970-х годов, когда всё вскрылось и он, наконец, встал «лицом к стенке».
Отлавливали упырей в течение всего послевоенного времени. Первая «партия» — достаточно многочисленная — предстала перед судом уже собственно по Хатынскому делу в начале 1960-х. Второй удачей было разоблачение и поимка ряда не рядовых исполнителей в 1970-х годах – как раз тех, кто вполне себе процветал в обычной советской жизни.
Несколько цитат из судебных заседаний, слова обвиняемых. Само собой, с попыткой отвести максимально ответственность от себя.
Мелешко:
«Когда вошли в деревню, то поступила команда — всех жителей Хатыни собрать в центр деревни. Такую команду я получил от Винницкого и, в свою очередь, приказал своему взводу. Мои подчиненные стали ходить по домам и выгонять людей. Я лично находился на улице, контролировал действия своих подчиненных. Сам же в дома не заходил и людей оттуда не выгонял. Людей собрали на улице в центре деревни, где находилось командование батальона и эсэсовцы. Затем я получил от Винницкого команду конвоировать собранных жителей — стариков, женщин и детей — к сараю, стоявшему неподалеку. Я такой приказ дал командирам отделений Лакусте и Катрюку, которые стали с подчиненными конвоировать жителей к сараю. Я тоже с подчиненными шел туда. Людей загнали в сарай, дверь закрыли. Стало ясно, что их будут уничтожать. Непосредственно в сарай я людей не загонял и не приказывал это делать своим подчиненным. По приказу Винницкого я выставил в оцепление сарая полицейских своего взвода. В оцеплении находились и другие каратели. Там же, возле сарая, находились Смовский, Васюра, Кернер и другие. Я недолго побыл около них, а затем по указанию Винницкого пошел к своим подчиненным в оцепление. Тут загорелся сарай с людьми. Поджег его переводчик штаба Лукович. Люди в сарае стали кричать, просили о пощаде, слышались вопли, жуткая была картина, страшно было слушать. Выломали дверь из сарая, выскочил горящий человек. Тогда Кёрнер приказал открыть по сараю огонь. Мне такой приказ дал Винницкий, а я передал его своим подчиненным. Все каратели, стоявшие в оцеплении, стали стрелять в людей, находившихся в сарае, стреляли и из двух станковых пулеметов, которые были установлены по обе стороны сарая. Из одного стрелял пулеметчик Лещенко. Мои подчиненные тоже стреляли из винтовок. Я лично не стрелял, хотя у меня и была винтовка СВТ, я не мог стрелять по безоружным, ни в чем не повинным людям. Все согнанные в сарай люди — в основном женщины, старики и дети — более 100 человек были расстреляны и сожжены.»
Кнап:
«После того как мы окружили деревню, через переводчика Луковича по цепочке пришло распоряжение выводить из домов людей и конвоировать их на окраину села к сараю. Выполняли эту работу и эсэсовцы, и наши полицейские. Всех жителей, включая стариков и детей, затолкали в сарай, обложили его соломой. Перед запертыми воротами установили станковый пулемет, за которым, я хорошо помню, лежал Катрюк. Поджигали крышу сарая, а также солому Лукович и какой-то немец. Через несколько минут под напором людей дверь рухнула, они стали выбегать из сарая. Прозвучала команда: «Огонь!»
Топчий:
«Тут же стояло 6 или 7 крытых машин и несколько мотоциклов. Потом мне сказали, что это эсэсовцы из батальона Дирлевангера. Было их около роты. Когда вышли к Хатыни, увидели, что из деревни убегают какие-то люди. Нашему пулеметному расчету дали команду стрелять по убегавшим. Первый номер расчета Щербань открыл огонь, но прицел был поставлен неправильно и пули не настигали беглецов. Мелешко оттолкнул его в сторону и сам лег за пулемет…»
Петричук:
«Мой пост был метрах в 50 от сарая, который охранял наш взвод и немцы с автоматами. Я хорошо видел, как из огня выбежал мальчик лет шести, одежда на нем пылала. Он сделал всего несколько шагов и упал, сраженный пулей. Стрелял в него кто-то из офицеров, которые большой группой стояли в той стороне. Может, это был Кернер, а может, и Васюра. Не знаю, много ли было в сарае детей. Когда мы уходили из деревни, он уже догорал, живых людей в нем не было – дымились только обгоревшие трупы, большие и маленькие… Эта картина была ужасной. Помню, что из Хатыни в батальон привели 15 коров.»
Даже из показаний обвиняемых явно вытекает кто именно выполнял практически всю «работу» — и с большим рвением!
Это настолько бросалось в глаза, что руководство республиканской компартии УССР настоятельно просило проводить процессы в закрытым режиме, прикрываясь тем, что излишняя огласка нанесёт непоправимый вред «дружбе братских советских народов».
Ну, и, наконец, финальной точкой и самой большой удачей в деле Хатыни стало разоблачение фактически командовавшего всей операцией по уничтожению села Григория Васюры (уроженца Черкасской области). Хотя удачей это можно считать относительно, учитывая, что этот упырь после своего главного преступления прожил более сорока лет в достатке, почёте и даже, можно сказать, в славе.
Вот о нём – подробнее.
Ему также удалось вписаться в мирную жизнь в послевоенном СССР – да ещё как вписаться!
Правда, в 1952 году он был осуждён по подозрению в коллаборационизме, но тогда не было никаких подозрений в чём-то большем – просто в начале войны попал в плен и не очень понятно, что делал потом. Но по известной амнистии 1955 года он вышел на свободу.
Он поселился под Киевом, где выбился в руководители совхоза, вступил в КПСС, стал «ударником труда», имел не только почётные грамоты, но и государственные награды, в том числе медаль «Ветеран труда». Он даже стал числиться «участником Великой Отечественной войны», обзаведясь соответствующим удостоверением, что давало немалые льготы. Говорили даже, что, как «ветеран Великой Отечественной», выступал перед пионерами.
Подвело упыря повышенное тщеславие и сложившееся к тому времени убеждение, что все всё забыли. К 40-летию Великой Победы в 1985 году, все дожившие до этого времени ветераны Великой Отечественной подлежали награждению орденом Отечественной войны. И окончательно потерявший осторожность Васюра тоже решил себе награду потребовать. Но не учёл, что поднимались личные дела награждаемых. И вот в процессе знакомства с его личным делом всплыли многие старые вопросы, которые дополнились новыми – из показаний в судах его ранее осуждённых подельников по Хатыни.
В 1986-м он был арестован. Были привлечены в свидетели, в частности, те из его подельников, которые на предыдущих процессах не были осуждены к расстрелу, а отбывали длительные сроки заключения. До этого упорно отрицавший свою вину Васюра, по воспоминаниям следователя, с ненавистью во взгляде громко процедил: «Да, я сжёг вашу Хатынь!». За что, наконец, и был расстрелян в 1987-м году. Материалы дела рассекретили только в 2008-м году.
К сожалению, не все – даже известные – палачи Хатыни были в пределах досягаемости следствия. Те, кто после войны ушёл вместе с немцами и осел преимущественно в Канаде – этой «мекке» беглых украинских бандеровцев и просто военных преступников, ревностно служивших немцам в Отечественную. Так, упоминавшийся выше неоднократно Катрюк благополучно и безбедно дожил в Канаде до более 90 лет, занимаясь пчеловодством, и умер в своей постели в 2015-м году. Незадолго до этого наша страна в очередной раз потребовала его выдачи – ибо вина его была полностью доказана и не подлежала ни малейшему сомнению. Но с «ридной канадщины» выдачи нет.
По данным белорусских СМИ Катрюк является почётным гражданином города Черновцы, чьим уроженцем являлся, и главным жертвователем на памятник вышеупомянутому «Буковинскому куреню».
Памятник был установлен в Черновцах, казалось бы, в совсем «не бандеровские» времена — в 1995 году.
Такова, вкратце, история одного из самых чудовищных и громких преступлений времён Великой Отечественной войны. И история тех, кто именно его непосредственно совершил.
